Форум » Пресса о ЦАТРА » Театром надо заболеть » Ответить
Театром надо заболеть
tarmy: Людмила Касаткина: «Театром надо заболеть» Этого интервью мы добивались очень долго. Людмила Ивановна сначала долго отказывалась, потом переносила встречу, но наконец назначила аудиенцию. В преддверии своего юбилея любимая миллионами зрителей актриса была свежа и бодра. Говорили о молодом поколении, о любви публики и даже о балете. – Вы выпустили три курса своих учеников. Какое оно – новое поколение актеров? – Они мало одержимы театром. Все сразу стремятся к большому успеху. Рвутся в кино – там их сразу много людей увидит. Я увидела невероятное потребительство, заложенное в крови: они почему-то считают себя вправе требовать главные роли, не завоевывая это право. Время калечит людей. Людей сильно меняют проклятые деньги. Знакомый режиссер рассказывал, что молодые актеры в ответ на предложение роли не спрашивают, что за роль, что за сценарий. Спрашивают: «Сколько вы мне заплатите?» Я понимаю, что без денег не прожить, но не до такой степени. История знает людей, которые играли, вовсе отказываясь от денег: завоевывали право. То, что молодых актеров привлекают деньги, – это понятно, без денег не прожить. Но ведь это не главное! Можно хоть дворником подрабатывать. Были студенты из бедных семей, я им говорила: «Тут во многих местах, я слышала, дворников не хватает – до занятий вы можете подработать». И в самом деле, те, кто действительно хотел учиться, не ленились и находили себе такую работу. Но бывают и очень одаренные. На каждом курсе два-три обязательно бывают. – Сегодня одаренная актриса большая редкость, не так ли? С чем это связано, по-вашему? – С актрисами случилось то же, что со многими в этом обществе денег. Они ищут популярности, ищут, где больше платят или какого-то кавалера с деньгами. Допустим, актриса хорошенькая, но, во-первых, таких много, а во-вторых, театру недостаточно красоты лица! Ведь бывает красивая, но не обаятельная. Очень было трудно отобрать из конкурса тех, в ком живет именно это желание постижения театра. Вы знаете, из ГИТИСа я ушла со спокойной душой. Считается, что если ты посадил хотя бы одно дерево, значит, уже прожил жизнь не зря. Если я выпустила хотя бы нескольких учеников, значит, я тоже не зря потратила свое время. – Сегодняшняя труппа Театра армии в состоянии поддерживать традиции мастеров? Молодые актеры перенимают опыт? – Не знаю. Совсем немногие способны серьезно работать. Есть одна одаренная девушка с курса, который набрал наш худрук Борис Морозов, – ее фамилия Татарова. Она мне очень нравится, очень подвижная, у нее есть обаяние. Но таких совсем мало. А Театр армии сегодня совсем другой. Сегодня многие спектакли, которые должны волновать, не волнуют, ведь теперь это театр не одержимых. Они стремятся в кино, но кино требует уже готового. Хотя в «Укротительницу тигров» я попала очень рано, но была уже серьезно подготовлена театром: даже кинопробу сыграла, как мне говорили, на ура. Но заметьте, я туда шла не ради денег. Я очень люблю животных, люблю собак. А оказалось, что и тигров люблю. Очень надеюсь, что кто-то из молодых актеров заболеет театром, вот тогда они станут добиваться многого на сцене. А пока они хотят, чтоб роль им дали. Я добивалась: если мне нравится эта роль, я буду готовить ее сама и буду показываться. Когда за мной будет победа – меня введут! И вот сегодня на спектакли приходят люди, чью любовь я заслужила. Но это еще большая ответственность. Мне иногда говорят: «Ты уже спокойно можешь играть, все равно приходят те, кто тебя любит». Так они же могут и разлюбить! Почему расходятся часто муж и жена? Потому что было чувство – и все, кончилось. Мне очень важно, чтобы люди, которые пришли в театр, не разочаровались. Мне важно не обмануть их надежды. Поэтому я отношусь к своей работе очень ответственно. – А как вы захотели стать актрисой? Ведь были другие времена и иные стимулы? – Начинала я с балета. Но из-за здоровья пришлось с ним покончить: началась война, голод, моральное и физическое истощение, сил не было. Мы ели очистки от картошки, никому не давали их выбрасывать: промывали их, чуть-чуть варили и ели. Война застала меня в Вязьме, где жила моя бабушка и куда на лето меня отправляли родители. Мама никак не могла ко мне приехать, и мне пришлось самой бежать оттуда домой. Уже было слышно, как где-то близко рвутся снаряды. Я шла в толпе людей под постоянными бомбежками. Потом потеряла узелок с краюхой хлеба, который мне бабушка дала с собой, так что уже со второго дня начала голодать. Но когда люди на привале начинали есть, то со мной делились: отламывали кусочки и давали. Наверно, из-за того, как я на них смотрела. Не знаю, что со мной было бы, если бы не эти люди. Вообще, мне повезло – я в своей жизни встретила много замечательных людей, людей невероятной доброты, что я очень ценю. – Вы встретили Победу, учась на втором курсе ГИТИСа. Каким был ГИТИС в военные годы? – Я поступала в 1943-м, когда ГИТИС только вернулся из эвакуации и начал работать. Это был первый набор после двухлетнего перерыва. Собрали курс из 42 человек, приняли и несколько парней: из числа раненых, только выздоровевших. У нас были замечательные мастера вернувшегося из эвакуации МХАТа – Раевский, руководитель нашего курса Григорий Григорьевич Конский, прекрасные мастера: Пашетнов, Лесли. И вот четыре педагога разделили набор поровну и начали занятия. Ректором тогда был Мокульский, он пользовался у нас глубоким уважением. Если кто-нибудь из студентов провинится, на него могли и матом наорать, а если он к Мокульскому попадал, стиль разговора был совершенно иным. Он, не обидев, давал почувствовать, что ты совершил поступок нехороший. Я сейчас не связана с ГИТИСом, мы воспитали с Сергеем Николаевичем (муж актрисы – режиссер Сергей Колосов. – Прим. ред.) три выпуска и ушли, решив, что хватит. Мы серьезно вкладывались в студентов, отдавали им очень много сил и внимания. И я очень рада, что у нас есть такие ученики, как, например, Женя Добровольская. Так вот, во времена моего студенчества ГИТИС дарил человеку надежду, что кончится война и начнется жизнь. Эта надежда заставляла нас очень много работать. Если нам задавали этюд, мы готовили два-три этюда, чтобы у мастера был выбор. Периодически на наши отрывки приходил Михаил Михайлович Тарханов: ему очень нравилось, как я играю чеховскую Полиньку, он даже возил нас с этим отрывком в разные институты. Тарханов был очень трогательный и внимательный человек. Возникало желание изучать его – почему он такой достоверный? Я всегда стараюсь разгадывать природу достоверности и очень не люблю таких актеров, которые играют. Люблю тех, кто проживает жизнь настолько, насколько ему позволяют силы, совесть и желание. Тех, кто «играет», а не «проживает», много, но они никого не волнуют. Они подают свою красоту и думают, что этого достаточно. Я себя не чувствовала никогда красивой, но было во мне что-то, как говорили, что притягивало, – какое-то обаяние, мое желание вглядываться в человека. Предположим, подходит на улице человек, спрашивает дорогу, и, как бы я ни торопилась, я переспрошу, направлю, а не отмахнусь, как многие делают. Я очень внимательная, люблю людей и изучаю их – так учили меня мои родители. – Это умение помогло вам в жизни? – Для того чтобы решить, какой ты хочешь быть, какую черту хочешь обрести, – всматривайся в людей. Находишь эту черту в ком-нибудь – изучай ее, наблюдай, думай. – Почему вы после окончания ГИТИСа выбрали Театр армии? – Потому что посмотрела там «Сталинградцев» и была совершенно потрясена. Потом смотрела еще несколько спектаклей, причем сидела на ступеньках балкона – денег не было на билеты. Мне захотелось быть полезной этому театру! Так я в нем и оказалась. Впоследствии меня приглашали и в другие театры, но я не могла расстаться с той потрясающей труппой, которая тогда была здесь. Добржанская, Ходурский, Ратомский, Благообразов, Ракитин – тогдашний художественный руководитель Алексей Дмитриевич Попов собрал потрясающую труппу индивидуальностей, а не просто молодых или более-менее способных, как теперь набирают труппы. Я сразу попала в массовые сцены. В «Сталинградцах» была такая сцена: последний пароход уходит через Волгу, фашисты наступают, и те, кто не попадает на пароход, оказываются под обстрелом. И я до такой степени живо представила себе эту ситуацию, что к концу первого акта потеряла сознание прямо на сцене, потому что была из тех, кто не попадает на пароход. Меня за руки и за ноги притащили за кулисы, дали понюхать нашатыря, и я пришла в себя. Потом ввели в спектакль «Последние рубежи». Кончался он проходом танкетки по сцене, рядом маршировали солдаты, а я была регулировщицей с флажками, ни одного слова у меня не было. Когда великий Попов посмотрел спектакль на сдаче, первый вопрос его был: «Кто эта девочка, как ее фамилия?» Скольких девчонок-регулировщиц я просила научить меня махать флажками! Так постепенно меня вводили в спектакли, и со временем я стала играть большие роли. – Вы не меняли театр, не переходили из труппы в труппу. Эта верность – в вашем характере? – Я попала в труппу таких талантливых людей, таких актеров! Это была целая школа – сыграть эпизод с Петром Константиновым. Видеть, как его незагримированное, нормального цвета лицо превращается в красное от негодования и ненависти потому, что его герой не может добиться желаемого! Это подлинные переживания, настоящая страсть. После хореографического училища я была «танцевальной» актрисой и, конечно, очень хотела играть Флореллу в «Учителе танцев» с блистательным Зельдиным. Но режиссер спектакля Владимир Канцель сказал: «Нет. Ты не такого роста, и вообще... Ты можешь играть служанку». Меня это взорвало. Я начала готовить самостоятельно сцену Флореллы. Потом показалась Канцелю, и он закричал из зала: «Старуха, можешь!» Так что, как видите, все можно доказать. Но делом! Не на словах, не уходить с обидами. У меня такой был характер, таким он, наверно, и остался. А.Киселев, журнал "Театрал", №7-8 за 2010 год
Ответов - 1
Евгения: а вчера и позавчера были передачи "Театральная летопсь" по Культуре с участием Людмилы Ивановной,я плакала,когда она рассказывала о съёмках в фильме "Помни имя своё" и "Мать мария".....
полная версия страницы