Форум » Пресса о ЦАТРА » Его называли "ребе" » Ответить
Его называли "ребе"
tarmy: Его называли "ребе" Вероятно, фамилия героя этой статьи поначалу не вызовет у читателя никаких знакомых ассоциаций. Но стоит ему взглянуть на фотографию Григория Гая, и он, наверняка, сразу же назовет несколько его крупных ролей в кино — скажем, Куприна в «Гранатовом браслете» режиссера Абрама Роома, матроса Стебелева в снятом Владимиром Брауном «Командире корабля», Андронова в трилогии Вилена Азарова «Путь в «Сатурн», «Конец «Сатурна», «Бой после победы». А кто-то, быть может, подтвердит, что слышал и о театральных достижениях Гая (хотя бы о его Дике из спектакля питерского БДТ «Четвертый» по К. М. Симонову) или видел Григория Ароновича на сцене (а в 1983-ем Гай в составе коллектива ленинградского Большого драматического театра приезжал на гастроли в Москву). Все это закономерно. Все-таки Григорий Аронович Гай (Вусикер), несмотря на отсутствие вокруг его имени ореола громкой славы, был персоной заметной, достойной того, чтобы о нем вспомнить. Причем сделать это хотелось бы непременно сегодня. Ведь на весну 2010-го выпадает девяностая годовщина со дня рождения артиста. И до этой солидной «круглой даты» он вполне мог бы дожить и быть действующей «творческой единицей». История российского театра и кино знает множество ярких примеров актерского долголетия. Примеров, кстати, по большей части связанных с поколением, к которому принадлежал Гай. Но чуда не произошло. Григория Гая не стало пятнадцать лет назад, осенью 1995-го. Григорию Ароновичу было семьдесят пять. Можно сказать, что это не так уж и мало. Но, тем не менее, уход артиста кажется преждевременным. Наверное, потому что с 1984-го и до последних дней он был отлучен от актерской профессии. Причина — тяжелая болезнь. Не физического, душевного порядка, от которой, справедливости ради надо заметить, никто не застрахован. И в основном те, чья биография связана с искусством. Все же, как правило, именно любимцы муз от природы наделены тонко чувствующей душой, чутким, открытым сердцем, умением сомневаться в своих успехах. Даже, если внешне они являются едва ли не олицетворением спокойствия и уверенности в себе. Как тот же Григорий Гай, вошедший в летопись отечественной культуры не только благодаря актерским свершениям (а к ним относилась и работа артиста в области дубляжа, в результате чего его выразительным, с бархатными обертонами голосом «говорили» и ряд «звезд» мирового кинематографа, и Призрак отца Гамлета в картине Григория Козинцева). Но еще и из-за поступка, совершенного им в конце сороковых годов двадцатого века на одном из собраний в ЦТКА, где он тогда служил. Гай и артист Юффа заступились за заведующего литературной частью ЦТКА Александра Борщаговского, обвиняемого в непрофессионализме. И — оказались единственными членами партийной организации Центрального театра Красной Армии, решившимися проголосовать против исключения Александра Михайловича из партии (о чем впоследствии сам Борщаговский поведал в «Записках баловня судьбы»), немало, между прочим, при этом рискуя. Так как в ту пору по всей стране шли многочисленные процессы по «делу космополитов», а проще говоря, — спровоцированная властями открытая антисемитская кампания. Что стало с Юффой, не известно. А Григория Гая после увольнения из ЦТКА (в этом театре, как Григорий Аронович написал в опубликованном в «Петербургском театральном журнале» письме к театроведу Ольге Сергеевне Дзюбинской, его еще и унизили, приписав кражу двух журналов из библиотеки, что, впрочем, не новость для армейского театра, где всегда умели и любили унижать) увез в Ленинград (и, по мнению компетентных людей, этим его спас) Георгий Товстоногов. В 1949-ом режиссер возглавил питерский Театр имени Ленинского Комсомола и взял в труппу «Ленкома» Гая. С Товстоноговым артиста связывали противоречивые отношения. Отношения доверительные, позволявшие Григорию Гаю обращаться к Георгию Александровичу «на ты», и одновременно - чисто официальные, не дававшие право Гаю иметь какие-либо привилегии. Особенно, когда он (опять же по приглашению Товстоногова) перешел в Большой драматический театр. На сцене БДТ Гай в отличие от ленкомовского периода (когда он был Гайдаем из «Гибели эскадры» А. Корнейчука, Джоном Проктором в «Салемских колдуньях» А. Миллера, а за воплощение образа Элишуки в спектакле «Из искры…» Ш. Дадиани Георгий Аронович получил звание лауреата Сталинской премии) играл преимущественно роли «второго плана»: Горича в «Горе от ума» А. С. Грибоедова, Тумана в «Океане» А. Штейна, Девятова в спектакле «Мы, нижеподписавшиеся…» А. Гельмана… Такая резкая «перемена участи» — далеко не радость для самолюбия любого актера. И, Григорий Гай, скорее всего, не был исключением из общего числа тех, кто перенес нечто подобное. Но, судя по критическим отзывам, он выходил из этого испытания с честью, стремясь, следуя совету Фаины Раневской, «не играть», а «жить» в «предлагаемых обстоятельствах» любой по объему роли. А также – внятно и, что очень важно, ненавязчиво (деликатность актерского «почерка» Гая способны оценить и нынешние зрители, которые достаточно часто могут видеть артиста на телеэкране) доносить до зрительного зала личностные позиции своих персонажей, в большинстве своем отличавшихся сильным, мужественным характером, немногословностью, порядочностью. В этом они были, по признанию коллег артиста, похожи на него самого. А роль Билла Гортона из поставленной Сергеем Юрским телевизионной версии «Фиесты» Э. Хемингуэя коллеги Гая и вовсе считали альтер-эго Григория Ароновича, который (как отмечал в романе «Жизнь и приключения артистов БДТ» Владимир Рецептер) вослед своему Гортону старался (пока это было возможно) и себе не позволять раскисать, и ближних поддерживать в трудных ситуациях. Недаром же артист БДТ Борис Лескин в свое время дал Гаю прозвище «ребе» (об этом на станицах одной из своих мемуарных книг упоминает Сергей Юрский). Не правда ли, исчерпывающее и редко к кому из донельзя эгоистичных представителей актерского «цеха» применимое определение? М.Фолкинштейн, журнал "Алеф", май 2010 года
Ответов - 0
полная версия страницы